Моя голова говорит — английский, мое сердце — русский, мое ухо предпочитает французский.
Мы продолжаем новую рубрику одним из самых прямолинейных и неоднозначных в своих высказываниях писателем и переводчиком Владимиром Набоковым. Спорить или нет – решайте сами.
«Русские переводчики с английского – ослы просвещения».
Отсылка к цитате А. С. Пушкина: «Переводчики – почтовые лошади просвещения»
«Но даже если бы стихотворцу-алхимику удалось сохранить и череду рифм, и точный смысл текста, чудо было бы ни к чему, так как английское понятие о рифме не соответствует русскому».
Из эссе «Заметки переводчика», 1957
«Английский – богатейший язык мира. Он очень гармоничен по духу и одинаково великолепен для выражения абстрактных понятий и для обозначения предметов. Но, конечно, мой английский – всего лишь эхо моего русского».
Из интервью Cornell Daily Sun, 1958
«Истерзанный автор и обманутый читатель — таков неминуемый результат перевода, претендующего на художественность. Единственная цель и оправдание перевода — возможно более точная передача информации, достичь же этого можно только в подстрочнике, снабженном примечаниями».
Из интервью Альфреду Аппелю, 1966
«Только я ответственен за золотые песчинки стихов, инкрустированных в мою прозу, за так называемую «непереводимую» игру слов, за бархатистость той или иной метафоры, за концовку той или иной фразы и за все точные термины из ботаники, орнитологии и энтомологии, которые раздражают плохого читателя моих романов. Единственное, в чем переводчик обязан разбираться до тонкостей, — это язык, на котором написан мой текст; однако же я более с грустью, нежели с удивлением замечаю, что маститые переводчики с английского на французский чувствуют себя уютно, только работая с клише».
Из интервью Клоду Жанно, 1972
«Переводить с русского на английский немного проще, чем с английского на русский, и в десять раз проще, чем переводить с английского на французский».
«В моей десятилетней работе над «Евгением Онегиным» сказались мои вкусы и антипатии. Переводя на английский его пять тысяч пятьсот строк, я должен был выбирать между рифмой и разумом — и выбрал разум. Моей единственной целью было создание скрупулезного, подстрочного, абсолютно буквального перевода этого произведения с обильными и педантичными комментариями, объем которых намного превосходит размеры самой поэмы».
«Я мыслю как гений, пишу как выдающийся автор и говорю как дитя».
«… я думаю, что в произведении искусства происходит определенное слияние двух материй – точности поэзии и восторга чистой науки».
«Я не думаю ни на одном языке. Я думаю образами. Я не верю, что люди думают на языках».
«Моя личная трагедия, которая не может, которая не должна быть чьей-либо еще заботой, состоит в том, что мне пришлось оставить свой родной язык, родное наречие, мой богатый, бесконечно богатый и послушный русский язык, ради второсортного английского».
Из сборника «Строгие суждения», 1975
«Другой и гораздо более серьезный грех, когда опускаются сложные абзацы, все же простителен, если переводчик и сам не знает, о чем идет речь, но до чего же отвратителен самодовольный переводчик, который прекрасно их понял, но опасается озадачить тупицу или покоробить святошу. Вместо того чтобы радостно покоиться в объятиях великого писателя, он неустанно печется о ничтожном читателе, предающемся нечистым или опасным помыслам».
«… самое большое зло в цепи грехопадений настигает переводчика, когда он принимается полировать и приглаживать шедевр, гнусно приукрашивая его, подлаживаясь к вкусам и предрассудкам читателей. За это преступление надо подвергать жесточайшим пыткам, как в средние века за плагиат».
Из лекции «Лекции по русской литературе», Пер. с англ.- М.: Издательство Независимая Газета, 2001
Комментарии 0